– Папенька, ну как дела на конюшне? – спросила Соня.

– Продвигаются, – нехотя отвечал Долинский-старший.

– Как это замечательно, – воскликнула девушка и, повернувшись ко мне и моей подруге, доложила: – Нынче папенька решил заново отстроить конюшню, ведь старая у нас погорела еще в позапрошлом году. И с тех пор моей бедной лошадке приходится жить в старом хлеву, и мне так ее жаль.

– Вы любите лошадей? – с интересом посмотрела я на Софью Федоровну.

– Ах, очень, – откликнулась девушка. – Лошади и собаки – это наша гордость и практически все, что осталось от прежней счастливой жизни. Раньше, в лучшие времена, когда я была еще ребенком, помню, что папенька устраивал даже охоты. Правда ведь, отец?

– Правда, Сонюшка, – откликнулся Федор Степанович. – Но зачем же нашим гостьям знать подробности о нашей прошлой жизни. Что было, то прошло, – он с укоризной взглянул на дочь. – Скоро мы будем жить еще лучше. Даст бог, через несколько дней конюшня будет отстроена, и тогда мы снова устроим охоту.

В тот момент я подумала о том, что где-то уже слышала слова о лучшей жизни. Ну, конечно. Об этом писал, да и говорил покойный князь. Мне уже начинало казаться, что и в этом есть какая-то связь.

– Но, папенька, у нас ведь нет средств для таких развлечений, – тем временем продолжала говорить Софья Федоровна.

– Это не должно беспокоить твою прелестную головку, – с улыбкой отмахнулся помещик. – Позволь мне самому об этом позаботиться.

Меня слова Федора Степановича удивили не меньше, чем его родную дочь. Ведь и Мария Леопольдовна, и сама Софья говорили, что им едва удается прокормить себя и своих слуг.

И вдруг такая роскошь, как новая конюшня и устройство охоты. Я вспомнила, как однажды, еще при жизни моего мужа, мы были приглашены с ним в одно поместье на охоту. Презабавнейшее занятие, смею доложить. Но подобное увеселительное мероприятие, как я знала, стоило очень больших денег.

– Алексей, понравилась ли тебе моя Ламушка? – обратилась Софья к своему кузену.

– Превосходная лошадь, – откликнулся Алексей.

– Как, разве вы живете не в этом доме? – с удивлением задала вопрос Шурочка.

– Почему же. Мой кузен живет с нами. О, простите, мы ведь не объяснили вам. Алексей приехал совсем недавно, – ответила за брата Соня. – Мы так давно не виделись. И я очень рада была увидеть его после почти десятилетней разлуки. Ведь, Алексей, когда ты уехал из нашего дома, мне не было еще и десяти лет, если я не ошибаюсь.

– Нет, ты не ошибаешься. Все верно, – отвечал Долинский-младший.

И тут в разговор вмешался до сих пор поглощенный ужином, а потому молчавший Долинский-старший. Он-то и поведал нам всю историю этого странного обедневшего семейства помещиков. Я перескажу эту историю вам.

Отец Алексея Долинского погиб еще до рождения сына, утонув в реке. Мать же пережила своего незабвенного супруга всего на несколько месяцев, так как скончалась родами. Поэтому с самого младенчества Алексей воспитывался в доме брата своего, отца Федора Степановича Долинского.

И вот, когда молодому Алексею едва минуло двадцать лет, он уехал из дядиного дома, и с тех пор ни Федор Степанович, ни Софья его не видели. Иногда он посылал им редкие письма, где содержались краткие сообщения, что он жив-здоров, чего желает и своим родственникам. Надо ли говорить о том, как были рады отец и дочь Долинские, когда не более чем неделю назад Алексей, наконец, вернулся в дом, где прошло все его детство. И теперь Алексей везде следовал за своим дядей, стараясь вникать во все дела имения, чтобы быть первым помощником Федора Степановича.

Честно говоря, тогда я слушала весь этот «занимательный» рассказ вполуха. День был очень длинным и утомительным, поэтому я почувствовала огромное облегчение, когда, наконец, ужин подошел к концу. Снова сославшись на мигрень и попросив прощения за свое недомогание у гостей, я отправилась спать.

Я уснула сразу, как только голова моя коснулась подушки, настолько глубокой оказалась моя усталость.

До сих пор не могу понять, что меня разбудило в ту ночь. Возможно, мне послышался шум голосов, а может быть, это сказалось чувство какой-то скрытой тревоги. Но, тем не менее, я проснулась. В комнате было прохладно из-за оставленного мною открытым на ночь окна. Я поднялась и поспешила захлопнуть тяжелые створки. После этого мгновенно наступила полная тишина, так как легкий шум ветра остался за пределами моих окон. И тут я услышала где-то совсем рядом, в той стороне, где находился кабинет Федора Долинского, какой-то грохот.

Естественно, после этого от моего полусонного состояния остались одни воспоминания. Все мои чувства встрепенулись под этим внезапным звуком. В темноте разыскав теплую шаль, я завернулась в нее и на цыпочках поспешила к двери. Затем я открыла дверь и стремительно прошмыгнула в коридор. Оказавшись в полной темноте, я сначала было растерялась, но, услышав новый шорох, начала продвигаться к его источнику, то есть, как я предполагала, к кабинету хозяина дома.

Шла я наощупь, пока не увидела тоненькую полоску света, пробивающегося из-за неплотно закрытой двери кабинета. Я приблизилась и заглянула в дверную щелку. За столом в кабинете сидел Федор Степанович и что-то сосредоточенно писал на листе бумаги. Весь вид помещика говорил о боязни быть обнаруженным в столь поздний час за своим занятием, как будто оно было не вполне пристойным. При каждом скрипе или шорохе Долинский вздрагивал и поднимал к двери лицо свое, на котором отражались настороженность и испуг.

Меня охватило сильнейшее любопытство, захотелось узнать, что же такое пишет Долинский-старший, скрываясь от своих домочадцев. В моей голове даже возникла мысль внезапно открыть дверь и застать Долинского, как говорится, врасплох.

Однако не успела я претворить в жизнь свое намерение, как где-то в самом конце коридора раздались осторожные шаги. Я же, чтобы остаться незамеченной (представляю, что бы обо мне подумали, если бы застали подслушивающей и поглядывающей в дверях), начала пробираться в сторону, противоположную той, откуда послышался шум. Звук шагов тем временем приблизился к двери. Мои глаза, уже привыкшие к темноте, разглядели темную худощавую фигуру. И тут дверь резко отворилась. Я прижалась к стене, молясь, чтобы меня никто не заметил. Но открывший дверь человек уже зашел в кабинет и хлопнул за собой дверью.

Я, облегченно вздохнув и стараясь не издавать ни малейшего шороха, вернулась к своему наблюдательному посту. Так как дверь теперь была теперь крепко-накрепко заперта, я попробовала что-нибудь разглядеть в замочную скважину, но тщетно, там торчал ключ. Мне оставалось только подслушивать, приложив ухо к двери. И вот какой разговор представился моему слуху.

– Позвольте узнать, чем это вы занимаетесь, уважаемый дядюшка, – раздался из-за двери голос Алексея Долинского, наполненный злобным насмешливым сарказмом.

– Пишу, – откликнулся Федор Степанович, которого, судя по интонации произнесенной фразы, сильно напугало внезапное появление в кабинете племянника.

– Дайте-ка посмотреть. Что вам скрывать от собственного племянника?

Послышался шорох, потом какой-то скрип. По всей видимости, Алексей взял стул и подвинул его к столу. Из-за того, что я ничего не видела, приходилось домысливать самой о действиях участников разыгравшейся сцены.

– Так, так, донос? – снова заговорил Долинский-младший. – Что же вы это, дяденька, такими нехорошими делами занимаетесь?

– Ради бога, Алексей, не кричи так, – взмолился Федор Степанович. – Вдруг кто-нибудь услышит.

Далее разговор уже пошел шепотом и я, как ни старалась, так больше ничего и не смогла разобрать, кроме разве что каких-то всхлипов и бормотаний. Через несколько минут стул снова загремел, и звук шагов начал приближаться к двери. Я, словно ветер, кинулась по коридору и едва успела завернуть за угол, ведущий в кухню, как в этот момент дверь кабинета открылась, и в открывшемся прямоугольнике света возникли Алексей и Федор Степанович.